Главная
Домашний очаг
Праздники
Старый новый год - народные приметы, обряды, гадания

Старый новый год - народные приметы, обряды, гадания

В ночь под Новый год бесчисленные сонмы бесов выходят из преисподней и свободно расхаживают по земле, пугая весь крещеный народ.

Начиная с этой ночи (с 13 на 14 января), вплоть до кануна Богоявления, нечистая сила невозбранно устраивает пакости православному люду и потешается над всеми, кто позабыл оградить свои дома крестом, начертанным на дверях жилых и нежилых помещений.

В эти страшные вечера, говорит народная легенда, Бог на радостях, что у Него родился Сын, отомкнул все двери и выпустил чертей погулять.

И вот, черти, соскучившись в аду, как голодные, набросились на все грешные игрища и придумали, на погибель человеческого рода, бесчисленное множество развлечений, которым с таким азартом предается легкомысленная молодежь.

Полезные ссылки

Так говорит строгая легенда, созданная благочестивыми людьми в поучение ветреной молодежи. Однако молодежь так и не прониклась смыслом этого поверья и по всей великой Руси проводила святки в веселье, распевая песни, затевая игры и устраивая гадания.

Гадание составляло любимое святочное развлечение.

Предсказывали и под Рождество, и под Крещение, но самым верным и действительным считалось на Старый Новый год (если только гадающий не забудет соблюсти все необходимые условия, то есть будет гадать без креста, без пояса и не благословясь).

Почти все способы имели одну цель – узнать, скоро ли, куда и за кого выдадут замуж (или на ком женят) и как сложится жизнь в чужой семье, среди чужих людей.

Эти вопросы, по понятным причинам, всего больше интересовали женскую половину деревенской молодежи, и потому естественно, что девушки отдавались ему с особенным увлечением.

Наиболее распространенными видами считаются литье олова или воска, гадание с петухом, выбрасывание за ворота башмаков или лаптя и обычай «хоронить золото».

Можно только указать на кое-какие местные особенности того или другого действия. Так, в некоторых глухих губерниях, считалось необходимым украсть у кого-нибудь из причта наславленного овса и этим овсом обсыпать свои кольца.

То же действие обставлялось такими особенностями: гадальщицы раскладывали на столе щепотку крупы, кусок хлеба, ножницы, золу, уголь и ставили миску с водой.

Если затем петух клюнет крупу или хлеб, то суженый будет из богатой семьи, если ножницы – портной, если золу – табачник, воду пить станет – муж будет пьяница, а если уголь вздумает клевать, то красавица не выйдет замуж совсем.

Кроме этих общеизвестных способов, существовали еще и такие, которые были почти неизвестны в городах и практиковались только в деревне.

Так, например, под Новый год ходили в хлев и обвязывали овец и коров поясами, а наутро смотрели: если овца или корова станет головой к воротам, то девица выйдет замуж, если задом или боком, то придется ей еще год просидеть в ожидании женихов.

Он редко обходился без шуток и глумления со стороны деревенских парней.

Вместо овец и коров, также использовали лошадей.

Гадальщица надевала коню мешок на голову и завязывала на шее, после чего садилась верхом, задом наперед, брала в зубы хвост и гнала лошадь.

Если при этом лошадь шла к воротам, то девицу нынче же выдадут замуж, и наоборот, если в хлев или к забору, то в нынешнем году никто к ней не посватается.

И это предсказание тоже, разумеется, не обходилось без шуток юношей, которые старались испугать лошадь и хохотали, когда всадница свалится на землю.

Но чаще всего проказничали молодцы при так называемых гаданиях в овинах и в банях.

В ночь перед праздником девчата толпой тихонько пробирались к овину, который являлся страшным местом, потому что здесь обитает злой дух «овинник», и каждая, подняв сарафан, становилась задом к окошечку, выходящему из овина и говорила прерывающимся от страха голосом:

«Суженый-ряженый, погладь меня». Если затем красавице покажется, что ее погладили мохнатой рукой – значит, муж у нее будет богатый, если голой – то бедняк.

Проделав это, затем шли в овраг, где находилась баня, снимали с себя нательные кресты и сеяли золу, которую потом каждая из них высыпала отдельной кучкой возле печки.

Здесь они проделывали то же самое, что у окна овина, только подходили к печке передом – и тоже просили суженого погладить их.

Вот тут-то и случалось, что вместо нечистого духа в овин и в баню забирались ребята и проделывали над гадальщицами непристойные, а иногда и прямо жестокие шутки, которые частенько заканчивались трагически (умирали от испуга).

Но когда юноши не мешали девушкам, ворожба в бане заканчивалось тем, что, насыпав кучки золы, девицы на другой день шли в баню смотреть: если на кучке заметен след ноги в сапогах – то выйдет за богатого, если в лаптях – за бедного; если, наконец, будут видны следы от удара кнутом – то муж будет сердитый и будет бить жену.

Чаще всего девицы гадали одни, без участия мальчиков.

Но были такие, в которых принимала участие молодежь обоего пола. Сюда относились, например, гадания на росстанях дорог (исстари известно было, что перекрестки дорог – любимое место нечистой силы).

Юноши и девицы садились здесь в кружок, очерчивали себя опять же кругом, прикрывались белой полотняной скатертью и напряженно вслушивались в тишину морозной зимней ночи. Если кто-нибудь услышит звон колокольчика – значит, женщина выйдет в ту сторону замуж, а парень оттуда возьмет жену.

Точно так же предвещал свадьбу и собачий лай, причем по характеру лая определяли даже человеческие качества будущего жениха или невесты.

Хриплый, грубый лай знаменовал старого, ворчливого жениха, звонкий – молодого. Если лай послышится вблизи, то и жених будет из ближнего села; если послышится лай далекий, едва уловимый, то и жених будет из дальних мест.

Всего чаще, конечно, гадальщики, настроенные на любовный лад, слышали или звон колокольчика, или собачий лай. Но бывало, когда до них доносились звуки, предвещающие несчастье, – например, звук топора (смерть) или звук поцелуя (потеря чести).

Предсказание на перекрестках дорог требовало, чтобы никто из гадающих не выходил из круга, пока все не будут «расчерчены», то есть пока кто-нибудь из присутствующих здесь же, но не участвующих в процедуре, снова не очертит кругом гадающих – иначе оно не сбудется.

К числу совместных,следует отнести и подблюдные песни, которые, как известно, составляют лишь особый вид святочного предсказания.

Впрочем, обрядные песни со временем вышли из употребления, и молодежь к ним относилась далеко без той серьезности, какая наблюдалась в старину.

Теперь пение этих безыскусных, полных ребяческой наивности песенок-загадок, сплошь и рядом прерывалось разухабистым, фабричным мотивом, визгливыми звуками гармони, а то и просто замечаниями непристойного характера.

И единственные, кто еще не дал окончательно умереть подблюдной песне – это деревенские девицы.

Они еще сохранили вкус к поэзии отцов и дедов и, собираясь в Васильев вечер «закидывать кольца», наблюдали, чтобы святочные песни распевались чин чином и чтобы старинные обряды сохранялись.

Ппри этом во всей полноте, то есть чтобы воду, куда опускают кольца, приносили из проруби, чтобы приносил ее парень первородный (первенец) или девушка «последняя» (то есть младшая в семье) и так далее.

Можно указать еще следующие, очень распространенные в старину, способы святочного ворожения:

В Васильев вечер девушки ходили под окна и подслушивали разговоры соседей, стараясь по отдельным долетающим до них словам узнать свою судьбу.

Еще чаще ходили слушать на церковную паперть, причем если гадальщицам почудится, что в пустой церкви поют:

«Исайя ликуй», – то замужество в этом году неизбежно; наоборот, если послышится «со святыми упокой», то гадальщицу ожидает смерть. В большом ходу точно так же было гадание «на чулок» и «на замок».

В первом случае девица, ложась спать, оставляла на одной ноге чулок и говорила: «Суженый-ряженый, разуй меня».

Во втором она привязывала к поясу замок, запирала его и ключ клала под голову, тоже со словами:

«Суженый-ряженый, отомкни меня». К этому же способу относится «класть колодезь под головы».

Колодезь – не что иное, как лучинки, положенные четырехугольником. Приговор тогда почти такой же, как и в предыдущих: «Суженый-ряженый, приезжай коня поить».

Наконец, в большом ходу был еще обычай ходить в полночь в курятник, ловить петуха на насесте и по цвету его перьев определять цвет волос будущего мужа.

Все виды предсказаний (в особенности, так называемое, «страшное» с зеркалом) призначвалось благочестивыми людьми за грех.

Но еще больший грех совершали те, кто рядился и надевал «хари» (маски). В особенности это развлечение являлось неприличным для женщин и девушек.

Во многих местах красавица из богобоязненной семьи, воспитанная в твердых правилах крестьянского приличия, ни за что не позволяла себе не только надеть маску, но и просто нарядиться в несвойственный ее полу и возрасту костюм.

Даже для парней маска, купленная в городе, была непристойной забавой и настолько тяжким грехом, что провинившемуся оставался только один способ поправить дело – это выкупаться в проруби в день Богоявления.

Однако, несмотря на такое строгое отношение к правилу рядиться, ни одни деревенские Святки не проходили без того, чтобы мальчики не устроили себе потешных развлечений с переодеванием.

Еще загодя они подготавливали самодельные маски, бороды из льна и шутовские костюмы, состоявшие из самых худых зипунов, вывороченных шерстью наружу, полушубков и прочего.

В сумерки желающие рядиться собирались к кому-нибудь в хату и одевались кто цыганом, кто старым дедом, кто уродом-горбачом.

При этом почти всегда устраивали «кобылу», то есть вязали из соломы чучело, немного похожее на лошадь, которую затем должны нести четыре парня. Все переодетые отправлялись по деревне с песнями и криками.

Впереди всех шел верхом на «кобыле» горбатый старичок с предлинной бородой (для этого наряжали мальчика-подростка).

За ним вели медведя на веревке «цыган» и «солдат», а затем уже следовала целая толпа ряженых юношей.

Шумной, веселой ватагой врывались ряженые в дома, плясали, пели, предлагали гадать и выпрашивали табаку и денег.

Обойдя все дома более богатых соседей, вся эта толпа вваливалась в святочную избу и, если денег насобирала довольно, то начинала бражничать.

Эти развлечения составляли центр русских Святок, и никто другой, как именно молодежь, задавала тон общему веселью и своим жизнерадостным настроением, своими проказами, песнями и смехом заражала взрослое население, заставляя и его тряхнуть стариной и вспомнить молодость.

Впрочем, забавы взрослых далеко не носили такого шумного характера и почти целиком были направлены на исполнение дедовских норм, освященных церковью и временем.

Притом же Новогодний день представляет собой своего рода рубеж, отделяющий прошлое от будущего.

В этот день даже в самой легкомысленной голове шевелится мысль о возможном счастье или несчастье, а в сердце роятся надежды, может быть, и несбыточные, и ребяческие, но все-таки поднимающие настроение и вызывающие какое-то смутное предчувствие лучшего будущего.

Об урожае

В трудовой жизни крестьянина-пахаря, которая вся была построена на случайностях и неожиданностях, это настроение приобретало особенную остроту, порождая те бесчисленные приметы, своеобразные обычаи, которые приурочены были к кануну Нового года и к самому празднику.

Гадало взрослое население, разумеется, только о том, что составляло центр всех деревенских помыслов, то есть об урожае, причем сплошь и рядом предсказание, как суеверное желание узнать будущее, сливается с приметой, то есть с наблюдением, проверенным опытом стариков.

Какой хлеб сеять

Около полуночи, двенадцать стариков (по числу месяцев в году), избранных всем обществом за примерную жизнь и испытанное благочестие, шли к церковной паперти и ставили здесь снопы хлеба – ржи, овса, гречихи, проса, льна, а также клали картофель.

Наутро те же двенадцать стариков приходили в церковную ограду и замечали: на каком из снопов больше инея, того хлеба и надо всего больше сеять.

Так, например, почти повсюду крестьяне верили, что если в ночь под Новый год небо будет звездное, то в наступающем году будет большой урожай ягод и грибов.

Не довольствуясь, однако, приметами, народная фантазия придумала целый кодекс способов об урожае.

Колоски

Так, крестьяне, отстояв утреню, уходили на гумно и зубами выдергивали из кладушек былинки. Если выдернется былинка с колосом, полным зерна, то год будет урожайный, если с тощим колосом – неурожайный. Еще более своеобразная традиция наблюдался в Саранском уезде, Пензенской губернии.

Урожайный или нет

Здесь крестьяне, в канун Нового года, пекли отдельный каравай хлеба, взвешивали его, клали на ночь к образам, а утром снова взвешивали и замечали: если вес прибавился, то наступающий год будет урожайным (тогда каравай съедался семейными), если же, наоборот, вес убавился, то год будет неурожайный (в этом случае каравай отдавали скотине, чтобы она меньше голодала во время бескормицы).

Обсыпание овсом или хмелем

Известен также повсеместный обычай обсыпания зерновым хлебом, по преимуществу овсом или хмелем (символом изобилия).

Обсыпали обыкновенно с различными приговорами, вроде: «Уж дай ему Бог, зароди ему Бог, чтобы рожь родилась, сама в гумно свалилась». Зерна засевальщиков тщательно сберегали до весны и ими начинали засевать яровые поля.

С той же целью – определить урожай будущего года – крестьяне, после заутрени, ходили на перекресток, чертили палкой или пальцем на земле крест, потом припадали к этому кресту ухом и слушали: если послышится, что едут сани с грузом – год будет урожайный, если пустые – будет недород.

Счастье или несчастье, примета

Из числа других примет, не имеющих прямого отношения к урожаю, можно указать следующие: если утром, в Новогодний день, первой придет в дом женщина, то это неминуемо принесет несчастье; если мужчина – то счастье.

На деньги

Если в день Нового года есть в доме деньги – весь год не будешь в них нуждаться, но только при условии, если никому не дашь взаймы.

Здоровье скотины

После урожая вторым властителем деревенских дум является, как известно, скотина. Ее здоровье и благополучие в значительной мере обусловливают и благополучие хозяев.

Поэтому нельзя удивляться, что скотина точно так же составляла центр, вокруг которого создавался целый цикл примет и обычаев.

Так, например, во многих селениях центральной полосы России в Васильев день принято было закалывать так называемых «кесаретских» поросят (Васильев день называется иначе Кесаретским по имени Василия Великого, архиепископа Кесарийского).

Зажаренный кесаретский поросенок считался как бы общим достоянием: все желающие односельчане могли приходить и есть его, причем каждый из приходящих должен был принести хоть немного денег, которые вручались хозяину, а на другой день передавались в приходскую церковь и поступали в пользу причта.

Правило требовало, чтобы кесаретский поросенок непременно был жареный и подавался на стол в целом виде (не разрезанным), даже если по величине он больше походил на свинью.

Перед едой старший в семье поднимал чашу с поросенком вверх до трех раз, приговаривая:

«Чтобы свиночки поросили, овечки ягнились, коровушки телились».

По окончании же трапезы хозяин обыкновенно вызывал из числа гостей смельчака, который решился бы отнести кости поросенка в свиную закутку.

Но охотников на такое рискованное дело почти никогда не находилось, так как кости надо носить по одной, а в закутке в это время сидят черти, которые только того и ждут, чтобы выискался храбрец и явился в их компанию.

Тогда они быстро захлопнут за вошедшим дверь и среди шума и гама будут бить его по голове принесенными костями, требуя назад съеденного поросенка.

Понять происхождение этого обычая нетрудно: основная идея его заключалась в сборе денег в пользу духовенства, которое за это должно молить Бога о здоровье и плодовитости скотины.

Что же касается участия в этом обычае нечистой силы, приютившейся в свином закутке, то это не более как один из тех остатков язычества, которые переплелись с христианскими обрядами еще в те незапамятные времена, когда на Руси господствовало двоеверие.

Источник:Электронная книга “Русский праздник. Традиции и обычаи“.